Левзея вот для меня последнее время ярким впечатлением является Галина Вишневская, очень жаль, что её редко можно увидеть по телевидению, именно не её творчество, а общение с ней, последний раз её смотрела в программе "На ночь глядя", интересно - не то слово, она вызывает восхищение своим характером, понимаю конечно, что близким людям с ней далеко не "сахар", резка, тяжела, но такой силищи внутренней. Не люблю посиделки - как это называют когда устраивают "Вечер с тем-то...", а вот на такое мероприятие с Галиной Вишневской с огромным удовольствием сходила бы, сидела бы и слушала её, и слушала. Можно выложу несколько эпизодов из её ответов.
Об опере и исполнителях:
"Я была в Большом театре на "Борисе Годунове" Александра Сокурова. Он сделал интересный спектакль, но артисты не дотянули, к сожалению. Те, кто по-настоящему востребован, разъехались и работают на Западе. Если бы я была руководителем Большого, я бы распустила всю труппу, набрала бы новую, другую по составу, вполовину меньше нынешней, и солистам предложила бы хорошие гонорары. Жестоко? Ну, тогда пусть будет богодельня. "Александра"
Когда мы были с моей подругой Майей Плисецкой на "Аиде" из Новосибирска, спектакль пели в камуфляже и с автоматами. Я возмущалась, а Плисецкая пыталась меня переубедить. Я ей возразила: "Милая моя, представь, взяли бы "Лебединое озеро", Одетту и поставили его в курятнике, а вместо пуантов дали тебе лапти. И под музыку Чайковского предложили бы делать все тоже самое, только ты бы вышла и закукарекала". Она была потрясена.
А оперному певцу Бадри Майсурадзе предложили в Барселоне петь главную арию "Бала-Маскарада", сидя на унитазе. Он отказался.
Но, к сожалению, не все отказываются. Сейчас нет личностей, чтобы они послали к чертовой матери режиссеров, чтобы те не калечили оперу. Так ее уничтожают. В опере надо петь то, что написано композитором, сохранить эпоху и сохранить время, в которое это происходит. Если публика не ходит, закрыть половину театров, но оставить театр, где сохранить жанр в неизменном виде.
Единственный компромисс в моей жизни – партия медсестры Марины в опере Мурадели "Октябрь". Меня лично попросила спеть два премьерных спектакля по случаю 100-летия Ленина министр культуры Фурцева. Она сказала: "Мне нужно отчитаться перед Политбюро. Если вы не будете петь, я не выпущу Вас за границу". Она сдержала слово, я спела два спектакля и больше не выходила. Сюжет не помню, на мне должна была быть белая косынка, а партию вождя пел Эйзен, в клавире было написано "начинает петь приятным баритоном". Бездарная опера, но я себя не виню за это решение.
Каждый оперный певец должен пройти путь со взлетами и падениями, с разочарованиями. Это то - что делает артиста артистом. Голос – это выражение того, чем ты живешь, что читаешь, что тебя волнует, - все это в голове. Анна Нетребко – я ее слышала, она мне понравилась - не прошла пусть становления, сразу поднялась и сейчас пытается задержаться. То же самое пережил и Хворостовский."
О семье:
"У меня 5 внуков и единственная внучка Настасья, характером в меня. Внешне на меня похож самый старший внук – Иван. А младший внешне и характером похож на Мстислава Ростроповича и зовут его Мстислав Ростропович. Ему 12 лет, он любит петь, очень тонкий и чуткий мальчик. Любимчиков у меня нет, как можно любить кого-то больше, кого-то меньше. Все они родились в Америке и в России бывают редко.
О блокаде:
"Я своим внукам рассказываю о блокаде, но не все. Есть вещи, которые нельзя рассказывать не только детям, но и взрослым: голод, моральные муки, через которые пришлось пройти ленинградцам. Бог дает в определенные моменты жизни возможность вычеркнуть из памяти некоторые вещи, то, что нечеловечно и унизительно, и что он не должен помнить. Я помню, но не рассказываю."